Церковная реформа XVII века и раскол. Церковная реформа патриарха Никона: причины, начало, суть

РЕФОРМЫ ПАТРИАРХА НИКОНА




	СВЯТЕЙШИЙ ПАТРИАРХ НИКОН

Судьба патриарха Никона и его реформобогащение

Повод к реформам патриарха Никона

17 век вероятно один из самых важных и интересных в истории России. Если его и можно сравнивать с каким-либо иным временем, то лишь с веком двадцатым, веком потрясений и катаклизмов. Как и в нынешнем веке, Церковь Христова пережила бунты, смутные времена, политическую неразбериху, расколы и нестроения. В нашей небольшой работе мы попытаемся увидеть жизнь Церкви и общества тех лет. Более трёхсот лет минуло с тех пор, как в Русской Православной Церкви возник раскол старообрядчества, а последствия этого печального явления церковной жизни продолжают сказываться и до настоящего времени. Много усилий с обеих сторон - «новообрядческой» и «старообрядческой» - было потрачено в прошлом на то, чтобы доказать неправоту другой стороны.

Старообрядческий раскол в Русской Православной Церкви возник во второй половине XVII века. Начало этого века в России - период, известный под названием «смутного времени», характеризуется смутой в сфере общественной, а так же ослаблением хозяйственного организма государства. Царская власть стремилась упорядочить хозяйственный организм, навести определённый порядок и в сфере религиозной.

Поэтому в данное время остро встал вопрос о церковной реформе. Царская власть хотела видеть в Церкви действенного союзника для проведения своей политики, силу централизованную, сплочённую и одновременно служащую интересам власти. Одним из основных поводов к реформам явились внешне - политические события в Московском государстве - в это время к России была присоединена Украина. Обрядовая сторона богослужения в православных церквах на Украине отличалась от существовавшей в Московской Руси. Кроме того, уже при царе Алексее Михайловиче в обществе начинают обнаруживаться тенденции, которые при Петре I стали господствующими: интерес к светским наукам, западному образованию и образу жизни. Церковная реформа, касаясь, казалось бы, чисто религиозно-обрядовой стороны дела, тем не менее была самым непосредственным образом связана с проблемой взаимоотношения иной культуры с традиционной верой и устоями.

Мероприятия патриарха Никона по исправлению книг почти невозможно понять, не принимая во внимание его интерес к внешней политике Московской Руси и ко Вселенскому Православию. Уже неприязнь к иноверцам и Западу неизбежно приводила патриарха к вмешательству в международные отношения России. Неоднократно он старался направлять московскую дипломатию на защиту Православия, выступая «как вселенский покровитель единоверцев, находившихся под гнётом поляков, турок и шведов».

Вовсе не московский узкий национализм, а глубокое чувство ответственности России за судьбы православных, живших за её пределами, являлось стимулом его действий. В этом отношении он был далёк от взглядов патриарха Филарета и большинства «боголюбцев», которые интересовались судьбами только Московской Руси, последней сохранившей Православие и оставшейся независимой христианской нации Востока, и наоборот даже высказывали некоторые опасения перед иногда «шаткими» в вере православными Польши или Османской империи. «Взгляды патриарха Никона, утверждает Зеньковский, были гораздо ближе к убеждениям Бориса Годунова, который ещё будучи регентом указывал на Вселенскую роль Москвы в деле охранения всего православного мира, поддерживал восточных патриархов, а в 1590-х годах даже двинул русские войска для защиты православной Грузии от мусульман».

Сторонники древнего благочестия, обсуждая исправления в богослужебных книгах, говорили: «Нам всем подобает умирать «за един аз». Великая зело сила в сем «аз» сокровенна, от правильности буквы и обряда зависит спасение души человека, а правильными могут быть лишь те обряды и книги, которые исстари употреблялись на Руси, ибо одной лишь Русской земле дано от Бога хранить истину». Так рассуждали «старозаветные» люди, и церковная реформа патриарха Никона представлялась им таким же диавольским навождением, как новые костюмы, новые книги и новые иконы.

Для митр. Макария (Булгакова), принадлежащего к русской церковной иерархии, свойственно было стоять на стороне патриарха Никона, защищать традиционный взгляд на старообрядчество. До середины XIX века история русского раскола имела обличительный и полемический характер. Поэтому старообрядчество, по мнению Н. Н. Глубоковского, «заранее и принципиально рисовалось отрицательным по своему происхождению и содержанию, требующим изучения, больше того, осуждения и врачевания, как бунтующее и больное». Эту оценку можно вполне отнести к взгляду митр. Макария. Следует обозначить основные воззрения митр. Макария. Старые русские, дониконовсккие обряды он признавал за искажения древних. Древние же обряды - те, которых придерживаются современные греки. Патриарх Никон, убежденный в неправильности русских обрядов, не решался приступить к исправлениям. Решительность он приобрел, найдя грамоты об учреждении и утверждении патриаршества в России. Противники патриарха руководствовались личной неприязнью, а исправление обрядов стало поводом проявить эту неприязнь. После покаяния Неронова митр. Макарий допускал возможность единоверия, а при условии нахождения патриарха у власти историк верил в постепенное прекращение раскола. Вообще оценка старообрядчества митрополитом Макарием носит односторонний характер. Преимуществом трудов историка является четкое хронологическое изложение событий и большой фактический материал.

Рассуждая о расколе, В. О. Ключевский занимает позицию беспристрастного ученого, следящего за происходящим. Русское общество, признав себя единственным в мире истинно православным, было убеждено, что имеет все необходимое для спасения. Церковный обряд становился неприкосновенной святыней, а авторитет старины - мерилом истины. С началом государственных преобразований понадобились образованные люди, в том числе и церковные ученые. Постепенно государственная и церковная власть осознает забытую идею о Вселенской Церкви. Никон, становясь патриархом, для сближения с восточными первоиерархами предпринимает свои реформы. Сближения с Восточной Церковью он искал для достижения личной независимости от царской власти. По мнению Ключевского, действия патриарха Никона можно рассматривать как испытание религиозной совести. Кто это испытание не выдерживал - уходил в раскол. Раскол усугубили опасения в том, что религиозные преобразования - тайное дело Рима («латинобоязнь»). Следствием раскола стало ускорение западного влияния.

Е.Е. Голубинский на старообрядчество смотрит как со стороны его противников, так и со стороны самих раскольников. В основе раскола лежит невежество и тех, и других, которое привело к восприятию обряда как раз и навсегда установленного и никогда неизменного. Обе стороны понимали свою преемственность в вере от греков и необходимость быть с ними в согласии. Старообрядцы воспринимали современных греков отступившими от чистоты православия, поэтому предпочитали оставаться в согласии с греками древними. Голубинский доказывает, что русские обряды древнее новогреческих, а русские и греческие книги не были намеренно испорчены. Исправление русских богослужебных книг велось по современным греческим книгам. Главные вдохновители реформ - Стефан Вонифатьев и царь, Никон был только исполнитель.

У исследователя раскола двоякий искус, двоякий соблазн либо увидеть в этом движении лишь косность и невежественность толпы, противящейся любым прогрессивным начинаниям, либо увидеть истину именно в данном движении, а в начинаниях русских царей замечать лишь усиление власти государства, бюрократической машины, способной преследовать не только за малейшее неповиновение власти, но и за малейшее движение духа. Проблема эта, безусловно, не может быть решена однозначно.

Видимо, здесь мы видим сосуществование двух культур: народной культуры с её ориентацией на традиционные ценности и культуру элитного класса, ориентированного на новые ценности, западную образованность. В ХVII веке для этих культур было характерно взаимное отталкивание, а не взаимное проникновение и обогащение.

Очерк реформ патриарха Никона

С конца 16 в. утверждается патриаршество, что Церкви принесло практически полную самостоятельность. Но уже в 16 в поднимается вопрос об исправлении церковных книг и некоторых обрядов. До появления книгопечатания церковные книги переписывались от руки, и в них вкрались ошибки и описки, в церковных обрядах тоже появились некоторые отклонения от греческих обрядов и текстов. Приезжавшие на Русь греческие архиереи и монахи обращали внимание русской высшей иерархии на эти отклонения, и потому уже до Никона делались попытки исправления, но безуспешно. Развитие книгопечатания позволяет осуществить это дело. Нужно было сверить с греческими оригиналами, внести исправления, а затем отпечатать для широкого распространения.

Никон происходил из крестьян Нижегородского края, был священником, потом будучи уже игуменом встретился с Алексеем Михайловичем, произвел на благочестивого царя сильное впечатление, он настоял, чтобы Никон перешел в Москву. В 1648 г Никон стал митрополитом Новгородским, а по смерти патриарха Иосифа, по просьбе царя патриархом. Царь очень уважал и доверял Никону, уезжая на войну с Речью Посполитой, он поручил патриарху все управление государством и попечение над царской семьей. Но своим крутым и резким характером и властолюбием он возбудил недовольство и духовенства и бояр, которые всячески старались очернить Никона в глазах царя.

Патриарх Никон, возглавивший Церковь в это тяжелое время считал, что церковная власть неизмеримо выше государственно-светской. «Яко же месяц емлет себе свет от солнца... токожде и царь поемлет посвящение, помазание и венчание от архиерея.» По сути, он становиться соправителем царя. Но патриарх Никон переоценил свои силы и возможности: приоритет светской власти был уже определяющим в политике страны.

Став патриархом в 1652 году, Святейший Никон упорно стремился к осуществлению теократической мечты, к созданию таких отношений между Церковью и государством, при которых «Церковь и церковная иерархия в лице патриарха занимала бы главенствующую роль в стране. По мнению патриарха Никона, этот теократический идеал должен был достигнут просто административно-иерархическим подчинением государства патриарху».

Новый патриарх после своего избрания на много дней затворился в книгохранилище, чтобы рассмотреть и изучить старые книги и спорные тексты. Здесь, между прочим, он нашёл «Грамоту» об учреждении патриаршества на Руси, подписанную в 1593 году восточными патриархами, в которой он прочитал, что «Московский патриарх, как брат всех прочих православных патриархов, во всём должен быть с ними согласен и истреблять всякую новизну в ограде Церкви, так как новизна всегда бывает причиной церковного раздора».

Тогда патриархом Никоном овладел большой страх при мысли «не попустила ли Русская Церковь какого-нибудь отступления от православного греческого закона». Он начал с особым рвением рассматривать и сличать с греческим славянский текст Символа Веры и богослужебных книг и везде нашёл перемены и расхождения с греческим текстом.

В сознании своего долга поддерживать согласие с Церковью Греческой патриарх Никон при поддержке царя решил приступить к исправлению русских богослужебных книг и церковных обрядов. Он привлёк учёных малорусских и греческих монахов и их книги, не предполагая, по-видимому, как утверждает профессор Дм. Поспеловский, что «греческие богослужебные книги печатались в Венеции католическими монахами восточного обряда, вкрапившими в них ряд католицизмов, и, не учитывая, что православность Киевской академии настолько размыта, что Собор молдаванских архиереев признал Катехизис Петра Могилы еретическим, а ненавидевший католиков после собственного восьмилетнего польского плена патриарх Филарет даже постановил перекрещивать киевское православное духовенство перед допущением его до совершения богослужений на Москве».

Известно, что исправление богослужебных книг должно было вестись по древним славянским и греческим рукописям. Это являлось принципиальным положением, было провозглашено на Московском Соборе 1654 г. Однако как происходило исправление книг? Е. Е. Голубинский считает, что исправить книги в соответствии с провозглашенным принципом было невозможно: «В момент принятия нами христианства богослужение у греков еще не достигло своего образования, продолжало сохранять разнообразие относительно частностей. Все новое, что являлось в богослужении у греков, было заимствовано от них, и все то разнообразие, которое оставалось в греческих богослужебных книгах, перешло из них в славянские книги. По этой причине древние и греческие, и славянские богослужебные книги весьма разногласны между собой. В такой ситуации возможны два выхода: или взять в качестве оригинала какую-либо одну греческую или славянскую рукопись, или чтобы из многих рукописей был сделан свод».

Е.Е. Голубинский утверждает, что патр. Никон исправлял книги по современным греческим. Как это понять? Ведь это не согласно заявленному на Соборе 1654 г. способу исправления. Голубинский объясняет: «Никон провозгласил на Соборе 1654 г., что он желает привести Русскую Церковь относительно обрядов и богослужения к согласию и единению с современной Церковью Греческой. Никон, ссылаясь в этих «возглашениях» на книги славянские (древние, старые, харатейные), к книгам греческим не прилагает этих эпитетов». Книги предположено было исправлять, а Служебник был действительно исправлен по древним греческим и славянским рукописям в том смысле, что, переменив взгляд на современных греков, Никон признал наши разности с ними в книгах за наши погрешительные новшества, и, утверждая это Предисловие к Служебнику, и ссылается на рукописи греческие и славянские, т.е. хочет сказать, что относительно разностей те и другие рукописи свидетельствуют, что древность у греков, а у нас действительно погрешительные новшества. При тогдашнем понимании дела разности между нами и греками могли быть объяснимы только таким образом, чтобы на той или на другой стороне были признаваемы новшества, а следовательно - чтобы были признаваемы поврежденными или те, или другие рукописи; переменив взгляд на греков, Никон признавал новшества на нашей стороне, а таким образом он должен был признать поврежденными и те рукописи, которые говорили за нас». Иными словами, славянские рукописи нужны были только для того, чтобы найти в них несогласия с греческими, но никак не брать их за основу.

Патриарх Никон решил начать с постепенного исправления отдельных обрядов. Такие исправления были и до него, например, при патриархе Филарете, и не вызывали смуты. Накануне Великого поста 1653 года патриарх Никон разослал по московским храмам знаменитую «Память». Подлинный текст этого документа не сохранился. В «Памяти» Святейший Никон повелел на молитве святого Ефрема Сирина делать 4 земных и 12 поясных поклонов, указывая на неправильность обычая делать 17 земных поклонов, а также разъяснил неправильность двуперстного крестного знамения и призывал креститься тремя перстами. Неизвестно, к сожалению, было ли это единоличным распоряжением патриарха Никона, или он опирался на соборное решение русских архиереев.

За последним обычаем, двуперстием, стоял авторитет Стоглавого Собора 1551 года, который вменил в обязанность всем русским православным христианам креститься только двумя перстами. «Аще ли кто двема персты не благословляет, якоже и Христос, или не воображает крестного знамения, да будет проклят, святии отцы рекоша» (Стоглав, гл.31).

Е. Е. Голубинский считает, что даже проклятие на двуперстие, произнесенное на Соборе 23 апреля 1656 года, не является истинной причиной отделения от Церкви. Само проклятие он называет «прискорбной ошибкой», допущенной патриархом Никоном. Вину за эту «ошибку» Голубинский возлагает на Антиохийского патриарха Макария, который, «потворствуя из корыстного раболепства ошибочному взгляду Никона, не только не удержал его от проклятия, но и сам сначала произнес его и дал ему свое рукописание, которым прямо уполномочивал его вторично и более торжественно сделать то же самое». Своего рода компенсацию вины произнесших это проклятие Голубинский видит в ранее допущенном на Стоглавом Соборе проклятии всякого не двуперстного крестного знамения.

Церковный историк митрополит Макарий (Булгаков) высказывает догадку, что эта «Память» послужила патриарху Никону «пробным камнем», способом узнать, «как отзовутся на задуманное им исправление церковных обрядов и богослужебных книг». Действительно, «Память» выполнила задачу быстрого выявления всех основных противников преобразований. Протоиереи Иоанн Неронов, Аввакум, Даниил, склонив на свою сторону Коломенского епископа Павла, тут же написали царю челобитную. Царь отдал её патриарху Никону. Он же никак не реагировал на это сопротивление и не привлёк противящихся к ответу.

Патриарх Никон далее выступил против русских иконописцев своего времени, которые отступали от греческих образцов в писании икон и применяли приёмы католических живописцев. При содействии юго-западных монахов он ввёл на место древнего московского унисонного пения новое киевское партесное, а также завёл небывалый в то время обычай произносить в церкви проповеди собственного сочинения. В Древней Руси подозрительно смотрели на подобные проповеди «видели в них признак самомнения проповедника; пристойным считали читать поучения святых отцов, хотя обыкновенно и их не читали, чтобы не замедлять церковной службы».

Патриарх Никон сам любил и был мастер произносить поучения собственного сочинения. По его внушению и примеру и приезжие киевляне начали говорить в московских церквах свои проповеди, иногда даже на современные темы. Легко понять смущение, в какое должны были впасть от этих новшеств православные русские умы, и без того тревожно настроенные.

Патриарх Никон к тому же повелел совершать крестные ходы против часовой стрелки, а не по ней, писать имя Иисус, а не Исус, служить литургию на пяти, а не на семи просфорах, петь аллилуйя трижды, а не дважды. «Тут в позиции старообрядцев была своя логика. Они говорили: «аллилуйя» - еврейское славословие - должно быть двойным (сугубым), так как им славится Бог-Отец и Бог-Дух Святой; а новозаветный Христос славится по-гречески - в славянском переводе: «Слава Тебе, Боже!». Если же поётся три раза «аллилуйя», а затем «Слава Тебе, Боже», то получается ересь - прославление каких-то четырёх лиц».

Согласия между «боголюбцами» и патриархом Никоном достигнуто не было. Зная хорошо «боголюбцев», Никон старался избавиться от их советов и сотрудничества, а затем начал принимать против своих прежних друзей дисциплинарные меры, стараясь уменьшить и даже уничтожить их влияние.

На Соборе 1654 года Никон огульно осуждал многие русские обычаи, требовал принятия всего греческого на основании ранее скрываемого постановления восточных патриархов о патриаршестве в России «требовавшего полного согласия с греками и в догматах, и в уставах». Он, любя всё греческое, с жаром принялся за такие исправления и говорил на Соборе присутствовавшим архиереям, настоятелям монастырей и пресвитерам: «Я сам русский и сын русского, но моя вера и убеждения греческие». На это некоторые из членов высшего духовенства с покорностью отвечали: «Вера, дарованная нам Христом, её обряды и таинства, всё это пришло к нам с Востока».

Трульский Собор, установив неизменность догматов до скончания века (VI Всел. Соб. пр.1), ничего не говорит о неизменности обычаев и обрядов. И в древнем законодательстве власть Церкви заменяла одни обычаи другими, одни благочестивые обряды другими благочестивыми обрядами. Законодательные полномочия Церковь сохраняла за собой и после периода Соборов. Если появлялась необходимость что-то изменять в Церкви, то Поместная Церковь могла производить эти изменения, в соответствии с духом Апостольских и Церковных постановлений. Всё это могут делать только органы Церкви, облечённые священной властью, то есть Соборы.

Патриарх Никон, по мнению Голубинского, не усвоил истинного взгляда на значение обрядовой стороны. «Взгляд на внешнюю обрядовую сторону веры, как нечто почти такое же и столько же важное, как и догмат веры, укоренялся веками и был укоренен так крепко, что люди не в состоянии были вдруг расстаться с ним». «Переменив убеждение о греках, Никон остался при своем прежнем взгляде на обряды и обычаи. Поэтому патриарх со своей точки зрения находил исправление обрядов и книг совершенно необходимым, как очищение православия от ересей и погрешностей». «Исправление богослужебных книг и обрядов, по мнению Голубинского, не было безусловно необходимо, но оно было весьма желательно».

Патриарх Никон на Поместных Соборах Русской Православной Церкви проводил политику унифицирования обряда Русской Церкви с Церковью Греческой. Но этого не хотели принять «боголюбцы», бывшие сподвижники Святейшего Никона. Они не признавали авторитета современных греков. Их посланники, как свидетельствует профессор Поспеловский, побывали на Ближнем Востоке и знали, какой там упадок в Православии: «патриарх Кирилл Лукарис выпустил от своего имени кальвинистское исповедание веры, некоторые епископы по нескольку раз меняли веру между католичеством, православием и мусульманством». «Почему же мы должны беспрекословно признавать авторитет греков?», - спрашивали боголюбцы. Но выразить свои богословские убеждения и сомнения они не умели иначе как языком внешних форм. Поэтому современному человеку непонятна та страсть и готовность на гибель, с какой старообрядцы защищали именно букву обряда, а не более глубокую суть, которая за этим скрывалась.

Раскол на первых порах своей жизни не имел ещё определённой системы своего учения, и только восставал против всего нового, введённого Церковью, видел во всём ересь и не православие. Да ему, впрочем, и не нужна была система. Он не думал, что церковные дела останутся в таком порядке, он надеялся на возврат к старине. Поэтому-то, руководствуясь в своих возражениях против «новшеств» более чувством, безотчётной привязанностью к букве и старине, чем рассудком, знанием, - он твердил только, что теперь «в России новая латино-римская вера, по своей воле, а не по Божьему Промыслу сотворена, - вера злая, Никоновская прелесть».

Поскольку никоновские реформы полностью поддерживал царь, старообрядцы несмотря на (Ап. пр. 84), которое гласит: «Аще кто досадит царю, или князю, не по правде: да понесёт наказание. И аще таковый будет из клира, да будет извержен от священного чина: аще же мирянин, да будет отлучен от общения церковного», острие своего меча обратили не только против патриарха Никона, но прямо против царя. Опираясь на учения «иосифлян» о неподчинении царям - еретикам, они прямо объявляют царя «антихристом». Естественно, государство реагирует арестами, ссылками, а в конце концов даже и казнями старообрядческих лидеров. Но это позже.

Распоряжения Никона, на первый взгляд, показывали русскому православному обществу, что оно до сих пор не умело ни молиться, ни писать икон, и что духовенство не умело совершать богослужения как следует. Это смущение живо выразил один из первых вождей раскола, протопоп Аввакум. Когда вышло распоряжение о великопостных поклонах «мы, - пишет он, - собрались и задумались: видим, зима наступает, сердце озябло и ноги задрожали».

Тревога усиливалась ещё тем, что «все свои распоряжения патриарх вводил порывисто и с необычайным шумом, не подготовляя к ним общество и сопровождая их жестокими мерами против ослушников». Так единственный верный сторонник старой веры из архиереев Павел епископ Коломенский, был сослан в Палеостровский монастырь, и уже в 1656 году «двуперстники были приравнены соборным постановлением к еретикам-несторианам и преданы проклятью». Этот собор, как и предшествующие, состоял почти исключительно из епископов, с некоторым числом игуменов и архимандритов, - епископат не смел стать за старую веру. В ответ на апологию старой веры была издана «Скрижаль», объявляющая ересью старые обряды.

Некоторое время спустя, как свидетельствует Никольский «вследствие охлаждения, а затем и разрыва между царём и Никоном, положение оставалось неопределённым, но в 1666 году окончательно и официально было признано, что реформа Никона не есть его личное дело, но дело царя и Церкви». «Собор из десяти архиереев, - продолжает Никольский, - собранный в этом году прежде всего постановил признавать православными греческих патриархов, хотя они живут под турецким игом, и признавать православными книги, употребляемые Греческой Церковью». После этого Собор предал вечному проклятию «с Иудой-предателем и с распявшими Христа евреями, и с Арием, и с остальными проклятыми еретиками всех, кто не послушает повелеваемых от нас и не покорится святой Восточной Церкви и этому освящённому Собору».

Что было хуже всего, такое ожесточение против привычных церковных обычаев и обрядов вовсе не оправдывалось убеждением Никона в их душеной вредности и в исключительной душеспасительности новых. Как до возбуждения вопросов об исправлении книг сам он крестился двумя перстами, так и после допускал в Успенском соборе и сугубую и трегубую аллилуйю. Уже в конце своего патриаршества, в разговоре с покорившимся Церкви противником Иваном Нероновым о старых и новоисправленных книгах он сказал: «И те, и другие хорошие; всё равно, по каким хочешь, по тем и служишь».

Значит, дело было не в обряде, а в противлении церковной власти. Неронов и был проклят со своими сторонниками на Соборе 1656 года не за двуперстие или старопечатные книги, а за то, что не покорялся церковному собору. Вопрос в данном случае сводился с обряда на правило « обязывавшее повиноваться церковной власти».

На том же основании и Собор 1666-67 годов положил клятву на тех, кто держался старого обряда. Это дело получало следующий смысл: «Церковная власть предписывала непривычный для паствы обряд; не покорившиеся предписанию отлучались не за старый обряд, а за непокорность. Кто же раскаивался, того воссоединяли с Церковью и разрешали ему держаться старого обряда».

Это похоже на «учебную» армейскую тревогу, приучающую людей быть всегда в боевой готовности. Но такого искуса многие не выдержали. Протопоп Аввакум и другие не нашли в себе столь гибкой совести и стали расколоучителями. А объяви патриарх Никон, по мнению Ключевского, в самом начале своего дела всей Церкви то же, что он сказал покорившемуся Неронову, не было бы и раскола.

Нет никакого сомнения в том, что патриарх точно так же позволил бы соблюдать старые обряды всем упорно этого желающим, при условии их обращения и примирения - не с ним, а с Церковью! Отсюда видно, что исправление обрядности не было для Святейшего Никона при всей его настойчивости в этом таким делом, которому стоило бы принести в жертву церковное единство. С полным основанием историк Церкви митрополит Макарий (Булгаков) полагает, что если бы патриарх Никон не оставил кафедры и правление его продолжилось далее, то раскола в Русской Церкви не было бы. К тому же выводу приходили затем и другие учёные архиереи.

Суд над патриархом Никоном и над приверженцами старого обряда

Несмотря на все положительные и отрицательные стороны характера патриарха Никона, нельзя не отметить его роли в истории Русской Церкви как великой личности своего времени. Соединяя необыкновенный ум с возвышенным духом и непоколебимой твёрдостью воли, свидетельствует граф Толстой М. В., Никон обладал чудной нравственной силой, влиянию которой невольно подчинялось все окружающие. Доказательством служат, продолжает он, с одной стороны, безусловная к нему преданность большей части его приближённых, любовь народа, привязанность и неограниченная доверенность царя. С другой - мелкие козни царедворцев, не находивших средств действовать прямо против громадной личности, перед которой все враги являются какими-то пигмеями.

Значение, которым облекал его государь, возбуждало зависть в боярах: Святейший Никон имел многочисленных врагов при дворе. Вполне сознавая своё превосходство перед другими, он любил им пользоваться, старался ещё более возвысить патриаршую власть, вооружался против всякого нарушения её прав. Суровый до излишества нрав, взыскательный надзор над поступками не только духовных, но и светских сановников, высокомерие патриарха оскорбляли многих. Громко укорял он в церкви в присутствии самого государя, бояр, подражавших некоторым обычаям Запада.

Не маловажную роль в этом деле, по свидетельству того же графа Толстого М. В., играли, без сомнения и другие обстоятельства: ненависть приверженцев раскола к смелому исправлению книг, особенно же происки царедворцев. Но они не были главные. Вражда бояр только подала повод к первым несогласиям между царём и патриархом и вместе с неуступчивостью и раздражительностью Святейшего Никона уничтожила впоследствии возможность примирения.

Перемена между царём и патриархом стала заметной после возвращения царя из второго ливонского похода в 1658 году. Был торжественный приём по случаю приезда грузинского царя. Святейший Никон не был приглашён туда и кроме того был избит посланный к царю патриархом боярин. Патриарх требовал объяснений, но царь не приходил на церковные службы.

После этого, казалось бы совершенно неожиданно для молящихся, десятого июля 1658 года, после своего служения в Успенском соборе, патриарх заявил поражённой толпе прихожан, что он «оставляет град сей и отходит оттуда, давая место гневу». Затем патриарх надел простое монашеское платье и уехал в Вознесенский монастырь.

Так как святейший Никон отказался от власти, но не захотел отказаться от титула патриарха, а потом временами даже заявлял о готовности вернуться на патриарший престол в Русской Церкви на 8 лет создалось довольно странное положение, при котором было неясно, каково его каноническое положение. Только в 1667 году, по официальном низложении Патриарха Никона Собором, этот церковный кризис был наконец разрешён и новый патриарх выбран. Но уже с 1658 года, после своего драматического ухода, Святейший Никон не принимал никакого участия в управлении Церковью и не влиял на дальнейшее развитие между противниками и сторонниками своих же собственных нововведений.

«К крайнему сожалению, - пишет Тальберг, - по удалении Патриарха Никона с кафедры, обстоятельства совершенно изменились. Проповедники раскола нашли себе, в наступивший период между патриаршеством, сильное покровительство; начали резко нападать на Церковь и её иерархию, возбуждать против её народ, и своей возмутительной деятельностью вынудили церковную власть употребить против них канонические меры. «Аще кто из клира досадит епископу, да будет извержен. Князю бо людей твоих да не речеши зла» (Ап. пр. 55). И тогда-то вновь возник, по мнению Тальберга, образовался и утвердился тот русский раскол, который существует до нашего времени, и который, следовательно, в строгом смысле, получил своё начало не при Святейшем Никоне, а уже после него».

Русский Поместный Собор 1666 года, созванный царём Алексеем Михайловичем, рассмотрел дело бывшего патриарха Никона. Его решение было умеренным. Собор осудил патриарха за самовольное оставление престола и паствы и внесение смуты в Русскую Церковь и определил, что «бросив без достаточных доводов своё пастырское положение, Святейший Никон «автоматически» лишился и патриаршей власти».

Не желая унижать своего патриарха, русские владыки оставляли ему его сан и предоставляли в его распоряжение построенные им три больших ставропигиальных монастыря. Этот мягкий приговор Собора был обусловлен тем, что Святейший Никон признавал власть и авторитет будущего главы Русской Церкви. Он так же обещал не приезжать в столицу без разрешения будущего патриарха и царя. Но это решение не вошло в свою силу, и окончательный приговор был отложен до приезда восточных патриархов. Патриарху Никону пришлось иметь дело не только с сочувствовавшим ему русским епископатом, но и с восточными владыками, которых на соборе, вместе с патриархами, было тринадцать человек и которые составляли почти что половину состава Собора.

Уже через три дня после прибытия патриарха Александрийского Паисия и патриарха Антиохийского Макария они начали свои совещания с царём. Конечно, не вопрос обряда, судьба которого уже была им предрешена, тревожил Алексея Михайловича, а окончательное решение его тяжбы с патриархом Никоном. Дело Святейшего Никона и приговор о нем были предрешены заранее настолько, что пришлось даже рассуждать о том, стоит ли выслушивать самого обвиняемого. Многие греческие иерархи, зная о грекофильстве Патриарха Никона несомненно сочувствовали ему.

Отказ патриарха Парфения Константинопольского и патриарха Нектария Иерусалимского от личного своего участия в суде над бывшим патриархом Русской Церкви прежде всего обуславливался их отвращением к этому малопочтенному предприятию. Двух других, приехавших в Москву патриархов, привели туда тоже не заботы о Русской Церкви, а просто корыстное желание получить от русского правительства соответствующую мзду за осуждение своего же собрата по сану.

К тому же Святейшему Никону стало известно, что «когда Макарий и Паисий отправились в Россию для суда над ним, церковные соборы по указке турецких властей и не без участия Константинопольского и Иерусалимского патриарха лишили Макария и Паисия престолов и избрали на их место других патриархов. Сведения об этом Макарий и Паисий получили ещё при самом въезде в Россию, но скрыли это обстоятельство от русского правительства». Следовательно, возникает вопрос о каноничности Собора, о дееспособности членов и силе решений.

Главным посредником между патриархами и русским правительством был бывший митрополит Паисий Лигарид в свою очередь он был проклят и отлучён от Церкви своим же владыкой, патриархом Нектарием Иерусалимским. За свои же нехристианские поступки и измену Православию скорее заслуживал находиться на скамье подсудимых, чем среди судей.

Все враги Святейшего Никона, враждебные между собой, соединились, чтобы осудить его, и объединителем их всех и явился Паисий Лигарид. «Эластичность» последнего в отношении убеждений, необходимость в его канонических познаниях нужна была для того, чтобы расправиться с патриархом Никоном, и тем избежать двупатриаршества. Боязнь появления Святейшего Никона вновь на патриаршем престоле советником царя, создала для бояр нужду в Лигариде, которого держались, несмотря на то, что от Никона, а потом и с Востока получили подтвердительные сообщения, что он и не православный и из православных митрополитов низвержен, и что он подвержен содомскому греху.

Патриарх Никон писал царю в июле 1663 года, что «Лигарид не имеет доказательств о посвящении и свидетельства от восточных патриархов о том, что он действительно епископ, что таких лиц нельзя принимать по правилам, без удостоверения, согласно Божественных законов». «Аще кто из клира, или мирянин отлучённый от общения церковного, или недостойный приятия в клир, отшед, в ином граде принят будет без представительной грамоты: да будет отлучен и приявший и приятый» (Ап. пр. 12). Следующее правило говорит: «Не принимати никого из чужих епископов, или пресвитеров, или диаконов без представительныя грамоты: и когда оноя предъявлена будет, да рассудят о них: и аще будут проповедники благочестия, да приемлются: аще ли ни, подайте им, что нужно, а в общение не приемлите их. Ибо многое бывает подлогом» (Ап.пр.33). Очень кратко и точно говорит так же об этом седьмое правило Антиохийского Собора: «Никого из странных не приимати без мирных грамот» (Антиох. Соб. пр. 7). То же самое говорит и одиннадцатое правило этого Собора. «Истинно, истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инде, тот вор и разбойник» (Ин. 10, 1). «Молящийся с еретиками подвергается отлучению» (Ап. пр. 45). «Аще кто с отлученным от общения церковного помолится, хотя бы то было в доме: таковый да будет отлучен» (Ап. пр. 10). И далее: «Аще кто, принадлежа к клиру, с изверженным от клира молитися будет: да будет извержен и сам» (Ап. пр.11). «И принимающий таких клириков, сам низвеграется» (Лаод. Соб. пр. 33,37 и Карф. Соб. пр. 9). «И царь подлежит такому же наказанию», - писал Святейший Никон .

Другой греческий иерарх, митрополит Афанасий Иконийский, в свою очередь был под следствием за подделку полномочий и после Собора был прямо отправлен в монастырь в заключение. Таковы были «специалисты» греческой части собора, которые вызвались судить русского патриарха и русские обряды. По своему составу «Собор» совершенно не соответствовал никаким каноническим требованиям.

Судьба патриарха Никона и его реформ

Некоторые из русских владык целиком разделяли взгляды Никона о превосходстве священства над царством. Они ссылались на святого Иоанна Златоуста и доказывали, что «священство так же выше государства, как душа выше тела и небо выше земли». За свои взгляды они подверглись временному запрещению в служении.

Ввиду таких сложным канонических обстоятельств царь должен был по-особому ценить помощь и сотрудничество греческих прелатов. А восточные патриархи, несмотря на своё неясное церковно-юридическое положение, считали себя в праве на вполне ощутимое и конкретное выражение государственной благодарности и старались не упустить возможности действовать на соборе как господа положения. Несмотря на старую дружбу с патриархом Никоном и несомненные симпатии к его грекофильству, восточные патриархи не поколебались осудить его самого, а вслед за этим русский обряд, русский стиль и прошлое Русской Церкви.

В порыве негодования Святейший Никон заметил патриархам: «А не затем, чтобы водворить мир, вы пришли сюда; скитаясь повсюду, вы выпрашиваете и на свои нужды и чтобы своему обладателю заплатить дань: возьмите жемчуг с моего клобука, он вам пригодиться. Для чего вы действуете так тайно? Привели меня в маленькую церковь, где нет ни царя, ни народа, ни всего царского синклита; патриаршество я принял в соборной церкви по слёзному прошению царя перед множеством народа. Почему не призвали меня туда? Там бы они что хотели, то творили».

По выходе из церкви, садясь в сани, патриарх Никон вздохнул и проговорил вслух собравшегося народа: «Погибла ты, правда, торжествуй ложь; за что всё это, Никон? За то, не говори правды, не теряй дружбы, если бы ты угощал богатой трапезой, да вечерял с ними, не приключилось бы тебе этого».

Тайком от народа совершён был обряд низложения над Никоном, тайком Никон был вывезен из Москвы и заключен в Ферапонтов монастырь. Что касается учения Никона: о превосходстве церковной власти над государственной, то оно было объявлено папистской ересью.

Под сукно кладётся письмо Вселенского патриарха о том, что не надо раскола из-за различий в обряде, суть в православном учении, которое едино и у греков, и у русских старообрядцев. Царь богато одаривает восточных патриархов с тем, чтобы получить нужное ему суждение. Греки сначала высмеивают русских за их обрядоверие, но затем за эти самые обряды предают анафеме не только всех старообрядцев, но и Стоглавый Собор и все его постановления, поскольку он утвердил двуперстное крестное знамение «аще ли кто двема персты не благословляет, якоже и Христос, или не воображает крестного знамени, да будет проклят, святии им отцы рекоша» (Стоглав, гл. 31) Даже «впервые в русской истории, вводит индекс запрета на следующее писание: «Повесть о белом клобуке» с легендой о приходе белого клобука на Русь из Константинополя после того, как греки предались латинянам на Флорентийском Соборе и «Житие святого Ефросиния» которое тоже решительно утверждает двуперстное знамя».

Вместо того, чтобы последовать мудрым словам Константинопольского решения 1654 года «не следует нам и теперь думать, будто извращается наша православная вера, если кто-нибудь имеет чинопоследование несколько отличающееся в пунктах, которые не принадлежат к числу существенных членов веры, лишь бы он соглашался с Кафолической Церковью в важных и главных» патриархи Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский проявили ещё больше узости и пристрастности к обрядовым различиям, чем русские защитники старого устава. Они не только выступили на защиту никоновских реформ, но на заседании 13 мая 1667 года осудили сторонников старого обряда настолько строго, что этим сами возвели обрядовые детали на догматическую высоту.

Они называли русских традиционалистов, отказавшихся от этих новшеств непокорниками и даже еретиками и отлучали их от Церкви жестокими и мрачными постановлениями. Деяния и клятвы были скреплены подписями участников Собора, положены для сохранения в Успенском соборе, а наиболее существенные части постановлений напечатаны в служебнике 1667 года.

После собора 1667 года раскол в России разгорелся с гораздо большей силой. Чисто религиозное вначале движение приобретает социальную окраску. Однако силы споривших между собой реформатов и старообрядцев были неравны: на стороне первых находилась Церковь и государство, вторые защищались только словами.

В 17 в в России уже довольно давно отчетливо прослеживались два общественных течения. Одно из них, которое позже назовут «западническим», другое, национально-консервативное, направленное против реформ как в гражданской, так и в церковной сфере. Желание части общества и духовенства сохранить старину, не допускать перемен, способных ее нарушить, во многом объясняет причины и суть раскола РПЦ. Движение старообрядчества было сложным по составу участников. В него входили горожане и крестьяне, стрельцы, представители черного и белого духовенства, наконец, бояре (боярыня Морозова, княгиня Урусова). Общим их лозунгом был возврат к “старине”, хотя каждая из этих групп понимала его по-своему: для податного населения старина означала свободу передвижения, для аристократии - былые боярские привилегии, для значительной части духовенства старина связывалась с привычными обрядами и заученными молитвами. Старообрядство выражалось в открытой вооруженной борьбе с правительством (Соловецкий монастырь на Белом море не только отказался принять «еретические» никонианские книги, но решил оказать открытое вооруженное сопротивление церковной и гражданской власти. В 1668 г началась вооруженная борьба соловецких монахов с царскими стрельцами, которая продолжалась с перерывами около 8 лет и лишь в 1676 г закончилась взятием монастыря, наиболее активные вожди раскола были сожжены, по царскому указу), в пассивном непротивлении злу и отшельничестве, в массовых самосожжениях (наиболее фанатичные староверы сами сжигали себя, чтобы не отдаться в руки никониан). Подвижнической смертью погиб неистовый Аввакум: после многолетнего “сидения” в земляной яме он был в 1682 г. сожжен. А последняя четверть этого столетия озарена кострами массовых самосожжений. Преследования вынудили старообрядцев уйти в глухие места - на север, в Заволжье, где их не коснулась цивилизация ни в XVIII, ни в XIX, ни даже, иной раз в XX в. Вместе с тем, старообрядцы, благодаря своей удаленности, остались хранителями многих древних рукописей.

Собор 1667 г. подтвердил независимость духовной власти от светской. По решению этого же собора был упразднен Монастырский приказ, а также отменялась практика суда светского учреждения над духовенством. Это жестокое церковное междоусобие значительно подорвало внутреннюю силу, духовный авторитет и идейное влияние православной церкви и ее иерархии, прибегшей для борьбы с «ересью» к помощи светского меча.

[1] Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. М. 1995. С. 197.

Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. М. 1995. С. 197.

Короткая Т. П. Старообрядчество Беларуси. Минск, 1992. С. 9.

Глубоковский Н.Н. Русская богословская наука в ее историческом развитии и новейшем состоянии. М., 2002. С. 89.

Пушкарев В. Русская Церковь в 17 веке.// Русский глаголъ. М., 1997. №4. С. 96.

Цит. по: Игумнов Д. свящ. О власти духовной и власти светской. СПб., 1879. С. 463.

Ключевский В. О. Русская история. Кн. 2. М.: 1997. С. 399.

Поспеловский Д., проф. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. М.: 1996. С. 87.

Голубинский Е.Е. К нашей полемике со старообрядцами. М., 1905. С. 52 - 53.

Голубинский Е.Е. К нашей полемике со старообрядцами. М., 1905. С. 54.

Голубинский Е.Е. К нашей полемике со старообрядцами. М., 1905. С. 56.

Голубинский Е.Е. К нашей полемике со старообрядцами. М., 1905. С. 57.

Лев (Лебедев), прот. Москва патриаршая. М.: 1995. С. 97.

Голубинский Е.Е. К нашей полемике со старообрядцами. М., 1905. С. 65.

Начало раскола// Вестник Европы. Т.3. СПб.: 1873. №5. С.45-46.

Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. Кн. 7. М.: 1996. С. 95.

Зызыкин М.В. Патриарх Никон его государственные и канонические идеи. Ч.1. М.: 1995. С. 134.

Голубинский Е.Е. К нашей полемике со старообрядцами. М., 1905. С. 60.

Голубинский Е.Е. К нашей полемике со старообрядцами. М., 1905. С. 63.

Поспеловский Д., проф. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. М.: 1996. С. 88.

Начало раскола // Вестник Европы. Т.3. СПб.: 1873. №5. С.45-46.

Ключевский В. О. Русская история. Кн. 2. М.: 1997. С. 400.

Никольский Н. М. История Русской Церкви. Изд. 3. М.: 1983. С. 137.

Каптёров Н.Ф., проф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Т.1. Сергиев Посад. 1909. С. 262.

Ключевский В. О. Русская история. Кн. 2. М.: 1997. С. 401.

Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. Т.12. СПб.: 1883. С. 138-139.

Антоний (Храповицкий), митр. Восстановленная истина. О патриархе Никоне: Лекция. Полный сборник сочинений. Т.4. Киев. 1919. С. 218.

Толстой М. В. Рассказы по истории Русской Церкви. М.: 1999. С. 506.

Толстой М. В. Рассказы по истории Русской Церкви. М.: 1999. С. 507.

Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. М. 1995. С. 242.

Тальберг Н. История Русской Церкви. Сретенский монастырь. 1997. С. 430.

Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. М. 1995. С. 292 - 293.

Лев (Лебедев), прот. Москва патриаршая. М.: 1995. С. 167.

Зызыкин М.В. Патриарх Никон его государственные и канонические идеи. Ч.1. М.: 1995. С. 72.

Карташев А. В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 2. Париж: 1959. С. 196.

Малицкий П. И. Руководство по истории Русской Церкви. М.: 2000. С. 321-322.

Поспеловский Д., проф. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. М.: 1996. С. 90.

Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. М. 1995. С. 303.

Рассуждая о причинах, приведших к «перемене в воззрении русских на относительное достоинство греческого и русского благочестия», отмечал:

Влияние Византии в православном мире <…> основывалось именно на том, что она была для всех православных народов востока культурным центром, откуда исходили к ним наука, образование, высшие и совершеннейшие формы церковной и общественной жизни и пр. Ничего похожего на старую Византию не представляла в этом отношении Москва. Она не знала, что такое наука и научное образование, она даже совсем не имела у себя школы и лиц, получивших правильное научное образование; весь её образовательный капитал заключался в том, с научной точки зрения, не особенно богатом и разнообразном наследстве, которое в разное время русские посредственно или непосредственно получали от греков, не прибавив к нему с своей стороны почти ровно ничего. Естественно поэтому, что первенство и главенство Москвы в православном мире могло быть только чисто внешнее и очень условное.

Сходство малороссийской богослужебной практики с греческой было обусловлено проведением незадолго до этого реформированием богослужебного устава митрополитом Петром Могилой .

Говоря об особенностях религиозности патриарха Никона и его современников Николай Костомаров замечал: «Пробывши десять лет приходским священником, Никон, поневоле, усвоил себе всю грубость окружавшей его среды и перенёс её с собою даже на патриарший престол. В этом отношении он был вполне русский человек своего времени, и если был истинно благочестив, то в старом русском смысле. Благочестие русского человека состояло в возможно точном исполнении внешних приёмов, которым приписывалась символическая сила, дарующая Божью благодать; и у Никона благочестие не шло далеко за пределы обрядности. Буква богослужения приводит к спасению; следовательно, необходимо, чтобы эта буква была выражена как можно правильнее.»

Характерен ответ, полученный Никоном в 1655 году на свои 27 вопросов, с которыми он обратился сразу же после Собора 1654 года к патриарху Паисию. Последний «высказывает взгляд греческой церкви на обряд как на несущественную часть религии, могущую иметь и имевшую разные формы <…> Что касается ответа на вопрос о троеперстии, то Паисий уклонился от определённого ответа, ограничившись лишь объяснением того смысла, который греки вкладывают в троеперстие. Никон понял в желательном ему смысле ответ Паисия, так как не мог возвыситься до греческого понимания обряда. Паисий же не знал обстановки, в которой проводилась реформа и той остроты, с которой ставился вопрос об обрядах. Греческий богослов и русский книжник не могли понять друг друга».

Предыстория: греческие и русские богослужебные обычаи

Эволюция чина христианского богослужения в древние времена, в особенности тех его элементов, которые определяются не книжной традицией, а устным церковным преданием (а к ним относятся такие существенные обычаи, как, например, крестное знамение), известна лишь фрагментарно, на основании тех сведений, которые имеются в писаниях Святых Отцов . В частности, существует предположение [уточнить ] , что в X веке , ко времени Крещения Руси , в Византийской империи конкурировало два обычая относительно крестного знамения, числа просфор на проскомидии, сугубой или трегубой аллилуйи , направления движения крестного хода и др. Русские заимствовали один, а у греков впоследствии (особенно после падения Константинополя) окончательно утвердился другой.

Основные черты Никоновой реформы

Первым шагом Патриарха Никона на пути литургической реформы, сделанным сразу после вступления на Патриаршество, было сравнение текста Символа веры в редакции печатных московских богослужебных книг с текстом Символа, начертанного на саккосе митрополита Фотия. Обнаружив расхождения между ними (а также между Служебником и другими книгами), Патриарх Никон решился приступить к исправлению книг и чинопоследований. Примерно через полгода по восшествии на патриарший престол, 11 февраля 1653 года , Патриарх указал опустить в издании Следованной Псалтири главы о числе поклонов на молитве преподобного Ефрема Сирина и о двуперстном крестном знамении. Часть справщиков высказали своё несогласие, в результате трое были уволены, среди них старец Савватий и иеромонах Иосиф (в миру Иван Наседка). Спустя 10 дней, в начале Великого поста 1653 года, Патриарх разослал по московским церквам «Память» о замене части земных поклонов на молитве Ефрема Сирина поясными и об употреблении троеперстного крестного знамения вместо двуперстного. Так началась реформа, равно как и протест против неё - церковный раскол, организованный бывшими товарищами Патриарха протопопами Аввакумом Петровым и Иваном Нероновым .

В ходе реформы богослужебная традиция была изменена в следующих пунктах:

Широкомасштабная «книжная справа», выразившаяся в редактировании текстов Священного Писания и богослужебных книг, которая привела к изменениям даже в формулировках Символа Веры - убран союз -противопоставление «а» в словах о вере в Сына Божия «рождена, а не сотворена», о Царствии Божием стали говорить в будущем («не будет конца»), а не в настоящем времени («несть конца»), из определения свойств Духа Святаго исключено слово «Истиннаго». В исторические богослужебные тексты было внесено также множество других новаций, например, в имя «Ісус» (под титлом «Ic») была добавлена ещё одна буква и оно стало писаться «Іисус» (под титлом «Іис»).
Замена двуперстного крестного знамения трёхперстным и отмена «метаний», или малых земных поклонов - в 1653 году Никон разослал по всем церквям московским «память», в которой говорилось: «не подобает в церкви метания творити на колену, но в пояс бы вам творити поклоны; еще и тремя персты бы есте крестились».
Крестные ходы Никон распорядился проводить в обратном направлении (против солнца , а не посолонь).
Возглас «аллилуйя » во время богослужения стали произносить не дважды (сугубая аллилуйя), а трижды (трегубая).
Изменено число просфор на проскомидии и начертание печати на просфорах.

Реакция на реформу

Патриарху указывали на самочинность таких действий, и тогда в 1654 году он устраивает собор, на котором в результате давления на участников добивается разрешения провести «книжную справу по древним рукописям греческим и славянским». Однако равнение шло не на старые образцы, а на современную греческую практику. В неделю православия 1656 года в московском Успенском соборе была торжественно провозглашена анафема на тех, кто крестится двумя перстами.

Резкость и процедурная некорректность (так, Никон однажды публично избил, сорвал мантию, а затем без соборного решения единолично лишил кафедры и сослал противника богослужебной реформы епископа Павла Коломенского) проведения реформ вызвала недовольство среди значительной части духовенства и мирян, которое питалось также личной неприязнью к отличавшемуся нетерпимостью и амбициозностью патриарху. После ссылки и гибели Павла Коломенского движение за «старую веру» (старообрядчество) возглавили несколько клириков: протопопы Аввакум , Логгин Муромский и Даниил Костромской, поп Лазарь Романовский, дьякон Фёдор, инок Епифаний, поп Никита Добрынин, по прозвищу Пустосвят и др.

Большой Московский собор 1667 года , осудив и низложив Никона за самовольное оставление кафедры в , анафематствовал всех противников реформ. В дальнейшем в силу государственной поддержки церковной реформы имя Русской церкви было закреплено исключительно за принявшими решения Соборов и , а приверженцев богослужебных традиций (староверов) стали называть раскольниками и преследовать.

Взгляды старообрядцев на реформу

По мнению старообрядцев, взгляды Никона о какой-то отдельной традиции, в данном случае греческой, как об эталонной, были подобны так называемой «трехъязычной ереси» - учению о возможности существования Святого Писания исключительно на языках, на которых была сделана надпись на кресте Христовом - еврейском , греческом и латинском . В обоих случаях речь шла об отказе от естественно сложившейся на Руси богослужебной традиции (заимствованной, кстати, на основе старинных греческих образцов). Такой отказ был совершенно чужд русскому церковному сознанию, поскольку историческая русская церковность образовывалась на кирилло-мефодиевской традиции, в сущности которой было усвоение христианства с учётом национального перевода Святого Писания и богослужебного корпуса, использующего местные заделы христианской традиции.

Кроме того, старообрядцы, исходя из учения о неразрывной связи между внешней формой и внутренним содержанием священнодействий и таинств, со времён «Ответов Александра диакона» и «Поморских ответов » настаивают на более точном символическом выражении православных догматов именно в старых обрядах. Так, по мнению старообряцев, двуперстное крестное знамение глубже трехперстного раскрывает тайну вочеловечения и крестной смерти Христа, ибо на кресте была распята не Троица , а одно из Лиц Ея (вочеловечившийся Бог-Сын, Исус Христос). Аналогично, сугубая аллилуйя с приложением славянского перевода слова «аллилуйя» (слава Тебе, Боже) содержит уже троекратное (по числу Лиц Святой Троицы) прославление Бога (в дониконовских текстах есть и трегубая аллилуйя, но - без приложения «слава Тебе, Боже»), в то время как трегубая аллилуйя с приложением «слава Тебе, Боже» содержит «четверение» Святой Троицы.

Исследования церковных историков XIX-XX веков (Н. Ф. Каптерева , Е. Е. Голубинского , А. А. Дмитриевского и др.) подтвердили мнение старообрядцев о неаутентичности источников Никоновой «справы»: заимствования, как оказалось, производилось из новогреческих и униатских источников.

Среди старообрядцев патриарх за свои действия и последовавшие за реформой жестокие гонения получил прозвище «Никон-Антихрист».

Термин «Никонианство»

Во времена богослужебной реформы, в среде старообрядчества появились специальные термины: никониа́нство, никониа́нский раскол, никонианская ересь, новообрядчество - термины с отрицательной оценочной коннотацией, полемически используемые приверженцами старообрядчества в отношении сторонников богослужебной реформы в Русской Православной Церкви XVII века. Наименование происходит от имени Патриарха Никона.

Эволюция отношения Русской Православной церкви (РПЦ)

Осуждение сторонников старых обрядов как неправославных, осуществленное соборами 1656 и 1666 годов, было окончательно санкционировано Большим московским собором в 1667 года, который одобрил реформы патриарха Никона, а всех, не принявших соборных решений, предал анафеме как еретиков и непокорных Церкви.

Церковный раскол - реформы Никона в действии

Ничто не поражает так, как чудо, - разве только наивность, с которой его принимают на веру.
Марк Твен

Церковный раскол в России связан с именем патриарха Никона, который в 50-х и 60-х годах 17 века устроил грандиозную реформу русской церкви. Изменения коснулись буквально всех церковных укладов. Необходимость проведения таких изменений была обусловлена религиозной отсталостью России, а также существенными описками в религиозных текстах. Реализация реформы привела к расколу не только в церкви, но и в обществе. Люди открыто выступали против новых веяний в религии, активно высказывая свою позицию восстаниями и народными волнениям. В сегодняшней статье мы поговорим о реформе патриарха Никона, как об одном из важнейших событий 17 века, которое имело огромное влияние не только для церкви, но и для всей России.

Предпосылки реформы

По заверениям многих историков, которые занимаются изучением 17 века, в России в это время сложилась уникальная ситуация, когда религиозные обряды в стране очень сильно отличались от общемировых, в том числе и от греческих обрядов, откуда и пришло христианство на Русь. Кроме того, часто говорится, что религиозные тексты, а также иконы, имели искажение. Поэтому в качестве основных причин церковного раскола в России можно выделить следующие явления:

Книги, которые вручную переписывались веками, имели опечатки и искажения.
Отличие от мировых религиозных обрядов. В частности, в России до 17 века все крестились двумя перстами, а в других странах - тремя.
Ведение церковных обрядов. Обряды велись по принципу «многоголосья», который выражался в том, что одновременно службу вели и священник, и дьяк, и певчие, и прихожане. В результате образовалась многоголосие, в котором тяжело было что-то разобрать.

Русский царь одним из первых указал на эти проблемы, предлагая принять меры для наведения порядка в религии.

Патриарх Никон

Царь Алексей Романов, который хотел реформировать российскую церковь, решил назначить на пост Патриарха страны Никона. Именно этому человеку было поручено провести реформу в России. Выбор был, мягко говоря, довольно странным, поскольку новый патриарх не имел опыта в проведение таких мероприятий, а также не пользовался уважением среди других священников.

Патриарх Никон в миру был известен под именем Никита Минов. Он родился и вырос в простой семье крестьянина. С самых ранних лет он уделял большое внимание своему религиозному образованию, изучаем молитвы, рассказы и обряды. В 19 лет Никита стал священником в своем родном селе. В тридцатилетнем возрасте будущий патриарх перешел в Новоспасский монастырь в Москве. Именно здесь он и познакомился с молодым российским царем Алексеем Романовым. Взгляды двух людей были достаточно схожими, что и определило дальнейшую судьбу Никиты Минова.

Патриарх Никон, как отмечают очень многие историки, отличался не столько своими познаниями, сколько жестокостью и властностью. Он буквально бредил идеей получение безграничной власти, которая была, например, патриарха Филарета. Пытаясь доказать свою значимость для государства и для русского царя, Никон всячески себя проявляет, в том числе и не только на религиозном поприще. Например, в 1650 году он активно участвует в подавлении восстания, являясь главным инициатором жестокой расправы над всеми восставшими.

Властолюбивость, жестокость, грамотность - все это сочеталось в патриархию. Это были именно те качества, которые были нужны для проведения реформы российской церкви.

Реализация реформы

Реформа патриарха Никона начала реализацию в 1653 - 1655 годах. Эта реформа несла в себе коренные изменения в религию, которые выразились в следующем:

Крещение тремя перстами вместо двух.
Поклоны следовало совершать до пояса, а не до земли, как было раньше.
Внесены изменения религиозные книги и иконы.
Введено понятие "православие".
Изменено имя Бога, в соответствии с общемировым написанием. Теперь вместо "Исус" писалось "Иисус".
Замена христианского креста. Патриарх Никон предлагал заменить его четырехконечный крестом.
Изменение обрядов церковной службы. Теперь Крестный ход совершался не по часовой стрелке, как было раньше, а против часовой стрелки.

Все это подробно описывается в церковном Катехизисе. Удивительно, но если рассматривать учебники истории России, особенно школьные учебники, реформа патриарха Никона сводится только к первому и второму пункту из вышеизложенных. В редких учебниках говорится в третьем пункте. Об остальном даже не упоминается. В результате складывается впечатление, что никакой кардинальный реформаторской деятельности русский патриарх не сделал, но это было не так... Реформы были кардинальными. Они перечеркивали все, что было до этого. Неслучайно эти реформы также называются церковным расколом российской церкви. Само слово "раскол" указывает на кардинальные изменения.

Давайте рассмотрим отдельные положения реформы более детально. Это позволит правильно понимать суть явлений тех дней.

Писания предопределили церковный раскол в России

Патриарх Никон, аргументируя свою реформу, говорил о том что церковный тексты в России имеют множество опечаток, которые следует устранить. Говорилось о том, что следует обратиться к греческим источникам, чтобы понять первоначальный смысл религии. На самом деле это было реализовано не совсем так...

В 10 веке, когда Россия приняла христианство, в Греции существовало 2 устава:

Студийский. Главный устав христианской церкви. Долгими годами он считался основным в греческой церкви, поэтому именно студийский устав пришел на Русь. 7 веков русская церковь во всех религиозных вопросах руководствовалась именно этим уставом.
Иерусалимский. Является более современным, направленным единение всех религий и общности их интересов. Устав, начиная с 12 века, становятся в Греции основным, также он становится основным и в других христианских странах.

Показательным является и сам процесс переписывания российских текстов. Планировалось взять греческие источники и на их основе привести в соответствие религиозные писания. Для этого в 1653 году в Грецию был отправлен Арсений Суханов. Экспедиция продолжалась практически два года. Он прибыл в Москву 22 февраля 1655 года. С собой он привез целых 7 рукописей. Фактически тем самым произошло нарушение церковного собора 1653-55 годов. Большинство священников тогда высказались за идею поддержания реформы Никона только на том основании, что переписывание текстов должно было происходить исключительно из греческих рукописных источников.

Арсений Суханов привез только семь источников, тем самым сделав невозможным переписывание текстов на основе первоисточников. Следующий шаг патриарха Никона был настолько циничным, что пришел к массовым восстаниям. Московский патриарх заявил о том, что если рукописных источников нет, то переписывание русских текстов будет производиться по современным греческим и римским книгам. На тот момент все эти книги печатались в Париже (католическое государство).

Древняя религия

Очень долго реформы патриарха Никона оправдывались тем, что он сделал ортодоксальную церковь просвещенной. Как правило, за такими формулировками ничего не стоит, поскольку подавляющее большинство людей с трудом представляет, в чем принципиальная разница между ортодоксальными убеждениями и просвещенными. Действительно в чем разница? Для начала давайте разберемся с терминологией и определим смысл понятия «ортодоксальный».

Ортодокс (ортодоксальный) пришло из греческого языка и обозначает: ортос - правильный, доха - мнение. Получается что ортодоксальный человек, в истинном смысле этого слова, является человеком с правильным мнением.
Исторический справочник

Здесь под правильным мнением подразумевается не современный смысл (когда так называют людей делающих всё в угоду государству). Так называли людей, которые веками несли древнюю науку и древние знания. Ярким примером является иудейская школа. Все прекрасно знают, что сегодня есть евреи, а есть ортодоксальные евреи. Они верят в одно и тоже, у них общая религия, общие взгляды, убеждения. Разница в том, что ортодоксальные евреи донесли свою истинную веру в ее древнем, истинном значении. И это признают все.

С этой точки зрения гораздо проще оценивать действия патриарха Никона. Его попытки уничтожить ортодоксальную церковь, а именно это он и планировал делать и успешно делал, кроются в уничтожении древней религии. И по большому счёту это было сделано:

Были переписаны все древние религиозные тексты. Со старыми книгами не церемонились, их, как правило, уничтожали. Этот процесс на многие годы пережил самого патриарха. Например, показательными являются сибирские предания, в которых говорится, что при Петре 1 было сожжено огромное количество ортодоксальной литературы. После сожжение из костров было извлечено более 650 кг медных застежек!
Были переписаны иконы в соответствии с новыми религиозными требованиями и в соответствии с реформой.
Принципы религии изменены, порой даже без необходимого обоснования. Например, абсолютно непонятной является идея Никона, что Крестный ход должен идти против часовой стрелки, против движения солнца. Это вызвало большое недовольство, поскольку люди начали считать новую религию религией тьмы.
Замена понятий. Впервые появился термин «православие». До 17 века этот термин не использовался, а применялись такие понятия, как «правоверный», «истинная вера», «непорочная вера», «христианская вера», «божья вера». Различные термины, но только не «православие».

Поэтому можно говорить, что ортодоксальная религия является максимально приближенной к древним постулатам. Именно поэтому любые попытки кардинального изменения этих взглядов приводит к массовым негодованиям, а также к тому, что сегодня принято называть ересью. Именно ересью многие люди и называли реформы патриарха Никона в 17 веке. Именно поэтому и произошел раскол церкви, поскольку «ортодоксальные» священники и религиозные люди называли происходящее ересью, и видели, насколько принципиальное отличие между старой и новой религией.

Реакция народа на церковный раскол

Реакция на реформу Никона является крайне показательной, подчеркивая, что изменения были гораздо глубже, чем об этом принято говорить. Доподлинно известно, что после начала реализации реформы по всей стране прокатились массовые народные восстания, направленные против изменений церковного уклада. Часть людей открыто высказывала свое недовольство, другие просто уходили из этой страны, не желая оставаться в этой ереси. Люди уходили в леса, в далекие поселение, в другие страны. Их отлавливали, возвращали назад, они опять уходили – а так множество раз. Показательной является реакция государства, которое фактически устроило инквизицию. Горели не только книги, но и люди. Никон, который отличался особой жестокостью, лично приветствовал все расправы над восставшими. Тысячи людей погибло, выступая против реформаторских идей Московского патриархата.

Реакция народа и государства на реформу является показательной. Можно говорить о том, что начались массовые волнения. А теперь ответьте на простой вопрос, возможны ли такие восстания и расправы в случае простых поверхностных изменений? Чтобы ответить на этот вопрос необходимо перенести события тех дней на сегодняшнюю реальность. Давайте представим, что сегодня патриарх Московский скажет о том, что креститься теперь нужно, например, четырьмя пальцами, поклоны совершать кивком головы, а книги следует изменить в соответствии с древними писаниями. Как народ такое воспримет? Скорее всего, нейтрально, а при определенной пропаганде даже положительно.

Другая ситуация. Предположим, что московский патриарх сегодня обяжет всех креститься четырьмя перстами, применять кивки вместо поклонов, носить католический крест вместо православного, сдать все книги иконы, чтобы их можно было переписать и перерисовать, имя Бога теперь будет например "Иисуус", а крестный ход будет ходить например дугой. Подобный характер реформы непременно приведет к восстанию религиозных людей. Изменяется всё, перечеркивает вся вековая религиозная история. Именно это сделала реформа Никона. Поэтому и произошел церковный раскол в 17 веке, поскольку противоречия между старообрядцами и Никоном были неразрешимыми.

К чему привела реформа?

Оценивать реформу Никона следует с точки зрения реалий того дня. Безусловно, патриарх уничтожил древнюю религию Руси, но он сделал то, чего от чего хотел царь - привидение российской церкви в соответствие с международной религией. А там были как плюсы, так и минусы:

Плюсы. Российская религия перестала быть обособленной, и стала более походить на греческую и римскую. Это позволило создать большие религиозные связи с другими государствами.
Минусы. Религия в России на момент 17 века была наиболее ориентирована на первоначальное христианство. Именно здесь были древние иконы, древние книги и древние обряды. Всё это уничтожено ради интеграции с другими государствами, если говорить современным языком.

Нельзя расценивать реформы Никона, как тотальное уничтожение всего (хотя именно этим большинство авторов и занимаются, включая принцип «все пропало»). С уверенностью можно говорить только о том, что московский патриарх внес существенные изменения в древнюю религию и лишил христиан существенной части их культурного и религиозного наследия.

У современного человека, погруженного в информационные потоки, необхо-димость редактирования текстов, рассчитанных на широкое хождение, не вы-зы-вает сомнения, и роль редактора кажется ему само собой разумею-щей-ся. Сейчас невозможно представить, что исправление в книгах может привести к противостоянию в обществе. Между тем в русском средневековом сознании взгляд на редактирование, или, как называли источники того времени, «книж-ную справу», был принципиально иным. Споры о книжной справе стали при-чиной одной из самых значимых и имевших долговременные послед-ствия катастроф в русской культуре — .

Причина этого — в отношении к тексту и языку текста: книга не несла инфор-мации, она позволяла земному человеку соприкоснуться с миром небесным. Как и икона, она находилась на границе идеального и материаль-ного, создавая возможность постичь божественное откровение. Поэтому все, что было свя-зано с книгой, считалось священным.

В древнерусской культуре сложилась четкая иерархия текстов. Под книгой понимались Святое Писание, его толкования Отцами Церкви (Священное Предание), . Через книгу, как и икону, человек на иррациональном уровне вел диалог с Богом. В учении византий-ского богослова XIV века святого Григория Паламы развивалась мысль поздне-античного философа Плотина о тождестве формы и содержания, единстве слова и сущности. Это обусловило символическое восприятие любого знака в книге. Святостью обладало записанное слово, буква, сквозь графику которых происходило приближение к непостижимой божественной мудрости. Сакра-лизация слова и буквы Писания распространялась на язык. Церковнославян-ский язык, используемый в древнерусской письменности, был специально соз-дан для выражения богооткровенной истины. Его сакральность изначально противопоставлялась мирскому, разговорному русскому языку, а употребление принадлежало исключительно церковной сфере. В быту нельзя было говорить на церковнославянском языке.

Соответственно, должны были существовать правила, регулирующие быто-ва-ние книг. Создание новых списков не было механическим копированием. Переписывание было призвано восстановить целостность формы Откровения. Это был поиск правильного текста, где каждое слово точно фиксировало дан-ную Богом истину. Но писцы могли исказить ее, поэтому тексты необходимо было исправить путем устранения формальных погрешностей, например слу-чайных описок, а иногда и неправильных переводов. Книжная справа в России относилась исключительно к прерогативе церкви и государства. Правильность книг являлась гарантией правильности всего церковного обряда и самой сущ-но-сти вероучения. На Стоглавом соборе 1551 года было утверждено требова-ние обязательного сличения создаваемой писцом рукописи по исправ-ным ори-ги-на-лам: «…а которые будут святыя книги в коейждо суть церкви обрящете не прав-лены и описливы, и вы бы те книги с добрых переводов исправляли соборне, зане же священная правила о том запрещают и непове-ляют неисправ-ленных книг в церковь вносити, ниже по них пети». Обнаружен-ные неисправ-ные книги требовалось изымать из церквей.

Однако встает закономерный вопрос: что понималось под «правильным» тек-стом? Безусловно, основным критерием выступала лингвистическая и дог-ма-тико-каноническая точность. Добиться ее было возможно двумя способами: редактируя книги на основе грамматики (формальный подход) или же воспро-изводя тексты, признанные наиболее авторитетными (текстологический подход).

Грамматики церковнославянского языка появились сравнительно поздно. Пер-воначально доминировал текстологический принцип книжной справы. Задачей книжника было обращение к «добрым переводам», то есть к древней-шим тек-стам. В средневековый период истина находилась в прошлом. Она была дана пророкам Ветхого Завета, но в полной мере воплощена явлением Христа в мир. Целью и смыслом работы книжников была верность перво-источнику — Биб-лии. Не случайно они подчеркивали: «Не новое учиняем, но ветхая поновля-ем». Но под древностью в разные периоды понималась как русская традиция, так и греческая. Размытость критериев порождала богословские споры о книж-ной справе.

Существовало несколько этапов книжной справы, и каждый раз эти крупные этапы заканчивались драматично. Наиболее известным примером стало дело Максима Грека — греческого ученого монаха, обвиненного на трех церковных соборах (в 1525, 1531 и 1549 году) в преднамеренной порче русских книг. Наи-более вероятно его можно сопоставить с человеком, о котором сохранились сведения источников в Италии. Это уроженец города Арта, происходящий из аристократической семьи, в миру Михаил Триволис (Μιχαήλ Τριβώλης). Он учился на острове Корфу, где окончил школу. Затем он отправился повы-шать образование в Италию, где очень ценилась греческая ученость. Пред-ше-ст-вующая миграция из бывшей спровоцировала интерес итальян-ских интеллектуалов к греческой традиции, прежде всего античной. Максим Грек учился в Падуанском университете, затем побывал в Милане, Венеции, Фло-рен-ции. Он входил в кружки ведущих гуманистов, в среде которых про-ходило изучение и систематизация греческого языка. Юноша был связан с венециан-ским печатником Альдом Мануцием, который начал печатание книг, в том числе библейских, на греческом языке и греческим шрифтом. Другим центром притяжения для Максима Грека стала Флоренция, где он встретил подвижника, потрясшего его чистотой помыслов и ярой критикой недостатков общества, — Джироламо Савонаролу. Этот настоятель призывал следовать раннехристиан-ским идеалам. Личность Савонаролы произвела на Максима Грека колоссаль-ное впечатление, а стала сильнейшим ударом. Грек покинул Италию и решил возвратиться к истокам. Его выбор пал на Афон — центр учения иси-хазма, монашеские практики и мистика которого воспринимались им как точ-ка соприкосновения двух конфессий. Аристо-крат принял постриг под именем Максим.

Образованный монах пользовался авторитетом братии. И когда к ним обра-тил-ся великий князь владимирский и московский Василий III с просьбой прислать книжника для перевода церковных книг, выбор пал именно на Мак-сима Грека. Василий III, сын Ивана III и Софьи Палеолог, в юности получившей в Риме гуманистическое образование, осознавал необходимость обращения к грече-ским оригиналам, поэтому Максим Грек был встречен в Москве благо-склонно. Прибывший с Афона в 1518 году ученый монах приступил к переводу Толковой псалтыри (1519), толкований на Деяния апостолов и сверке с грече-ским текстом Цветной триоди (1525).

Своей задачей Максим Грек видел максимальное приближение церковно-сла-вян--ского к греческому языку, конструкции которого и заменили (в его пони-мании) отсутствующую грамматику. По аналогии с греческим языком он установил единообразия глагольных форм второго лица единственного числа прошедшего времени. Он заменил аорист, которым фиксировалось бытие горнего мира, перфектом, отражающим изменчивость мира земного. В результате фраза Символа веры «Христос взыде на небеса и седе одесную Отца» (или «седяй одесную Отца») стала выглядеть как «седев одесную Отца» (или «седевшаго одесную Отца», или даже «сидел одесную Отца»). Вину Мак-сима Грека усмотрели в том, что при таком выборе глагольных времен он го-ворил о Христе как о преходящем, временном, мимошедшем, а не о веч-ном. Кроме того, Максиму Греку инкриминировали шпионаж в пользу Осман-ской империи. Традиционно в России обвинения в еретичестве подкреплялись обвинениями в государственной измене. Измена вере была тождественна измене отечеству. Суды вынесли решение о тюремном заключении. Первона-чально святогорец был лишен всякой возможности писать, в безысходности он процарапывал фразы на стенах темницы.

Впоследствии условия содержания смягчились, и Максим Грек обрел возмож-ность творить. Свою практику книжной справы ученый старец обосновал в специальных сочинениях («Слово отвещательно о исправлении книг рус-ских»), которые должны были доказать его правоту. В заточении Максим Грек продолжал работать и создал целый корпус богословских сочинений. Он ока-зался ведущим богословом всего русского Средневековья, причем его лингви-стические взгляды трансформировались за время пребывания в России. Поми-мо греческого языка, он стал все чаще ориентироваться на русский раз-говор-ный язык. В то же время в переводах с греческого языка он следовал прин-ци-пам исихазма, для которого был характерен буквализм, языковое каль-кирова-ние текста. Идеи Максима Грека нашли воплощение в самых разных направле-ниях, а его попытки применения формального подхода к сакраль-ному языку были продолжены.

Следующий этап книжной справы был связан с появлением в России книго-печатания. Инициатором выступили Иван IV Грозный и митрополит Макарий. Ко времени упокоения Максима Грека в Троице-Сергиевом монастыре новый правитель страны обратился к идее создания типографии. Само ее учреждение обосновывалось необходимостью донесения до паствы абсолютно идентичных текстов. Безусловно, богословские, канонические и богослужебные сочинения должны были быть единообразными для всего государства. Разночтений быть не могло. Невозможно вести богослужение, богословскую полемику или цер-ковный суд, опираясь на отличные друг от друга редакции произведений. Соответственно, типография должна быть одной на всю страну, а все ее изда-ния выходили только по благословению царя и митрополита, впоследствии — патриарха. Появились справщики (редакторы), кавычные книги — корректур-ные экземпляры с внесенной правкой. Иван Федоров при подготовке первой датированной книги — «Апостола» 1564 года — проделал работу по выверке текстов. Он привлекал древние списки на церковнославянском языке, а также греческие, латинские и чешские издания Библии. Иваном Федоровым были устранены архаизмы и устаревшие выражения, церковнославянский язык в ря-де случаев приблизился к разговорному, в других случаях были найдены более точные греческие аналоги: «ипостась» (вместо «състав»), «стихии» (вместо «съставление») и др. В послесловии к «Апостолу» Иван Федоров обосновал необходимость исправления рукописных текстов. Он говорил об искажении их переписчиками.

Но не только редактирование, но и сам принцип замены рукописной книги печатной вызвал противодействие в русском обществе. Ведь до этого процесс создания книги был индивидуальным контактом книжника с Богом. Сейчас же он был поставлен как технологический процесс. Подверглись критике и ис-прав--ления «Апостола» и «Часовника», а новый митрополит — Афанасий — оказался не в состоянии защитить типографов от нападок и обвинений. Печат-ный двор был разгромлен, а Ивану Федорову и Петру Мстиславцу пришлось спасаться бегством. Первопечатники нашли приют в восточнославянских зем-лях Великого княжества Литовского, где смогли продолжить издание церков-но-славянских книг в Заблудове, Львове, Остроге. Их работа по выверке тек-стов дала толчок дальнейшим филологическим поискам.

Русские первопечатники оказались в стране, в которой соседствовало запад-ное и восточное христианство. Сложная конфессиональная ситуация Великого княжества Литовского (а затем — Речи Посполитой) порождала новые формы книжной справы. Полемика с католиками (а затем и униатами) о сущности языка, о возможности отразить Откровение при помощи церковнославянского языка обусловила создание многочисленных православных сочинений в его защиту. Наряду с полемическими текстами появились и грамматики. Наиболее известными стали «Грамматика» Лаврентия Зизания (Вильно, 1596) и «Грам-ма-тика» Мелетия Смотрицкого (Евье, 1619). Они строились уже по западной мо-де--ли, предполагающей наличие универсальной системы в языках Божествен-ного откровения. Лаврентий Зизаний и Мелетий Смотрицкий кодифици-ровали церковнославянский язык по аналогии с греческим и латынью. Нова-торским был аналитический способ осмысления языка, создания его единых правил, при-меняемых как к церковным, так и к светским текстам. Утверждение фор-мального принципа книжной справы, основанного на грамматике, не могло не оказать влияния на русскую традицию — особенно после Смутного времени, ознаменовавшего новый этап книжной справы в России.

Установление династии Романовых определило конфессиональную политику нового правительства. Среди первых мероприятий этого направления оказа-лось книжное исправление. В 1614 году царь Михаил Федорович восстановил в Москве Печатный двор, а в 1615 году был поставлен вопрос о сверке книг, предназначенных для публикации. За время Смуты русские церкви наполни-лись книгами, напечатанными в православных типографиях Речи Посполитой. Использование для богослужения так называемых книг литовской печати вызывало опасения русских духовных и светских властей. Требовалось заме-нить их на русские публикации, но они отсутствовали в полном объеме.

Существующие же русские издания тоже оценивались критически. Появлялись сомнения в безошибочности русских богослужебных книг, требовалось очи-ще-ние их от описок и разночтений. Работу возглавил герой Смуты архи-ман-дрит Троице-Сергиева монастыря Дионисий Зобниновский. Принципы редак-тирова-ния в кружке Дионисия Зобниновского тяготели к текстологи-ческой традиции, справщики обращались к наиболее древним русским спискам. В случае необхо-ди-мости привлекались греческие образцы. Кроме того, они ссылались и на «грам-матические уставы», то есть были готовы оперировать элементами формального подхода. Хорошо им были знакомы и творения Максима Грека. Архимандрит и его сподвижники — старец Арсений Глухой и белый священник Иван Наседка — за три года проделали колоссальную ра-боту. Они отредактиро-вали требник, Цветную триодь, октоих, общие и ме-сячные минеи, Псалтырь, канонник. При этом основной спор развернулся вокруг одной фразы — «и ог-нем» в молитве освящения воды в праздник Богоявления: «Сам и ныне, Влады-ко, освяти воду сию Духом твоим святым и огнем». Этому тексту соответство-вал обряд погружения зажженных свечей в воду. Справщики Троице-Сергиева монастыря, не обнаружив фразы «и ог-нем» в древнерусских рукописях и грече-ских книгах, исключили ее из мо-литвы. Подчеркивая еретический характер фразы, редакторы утверждали, что вода освящается Святым Духом, но никак не огнем. Но нашлись оппоненты. Светский служащий приказа Денежного сто-ла Антоний Подольский, ранее принимавший участие в работе Московского печатного двора, доказывал пра-во-мочность фразы. В его трактовке фраза «и ог-нем» означала возможность видимого проявления Святого Духа в форме огня богоявленских свечей. Спе-циально для разъяснения этого вопроса был созван Собор 1618 года, которым руководил местоблюститель патриаршего престола Иона. Он признал истин-ной позицию Антония Подольского. Дионисий Зобни-новский и его помощники предстали на Соборе по обвинению в порче богослу-жебных книг и, следова-тель-но, ереси. Книжное исправление мыслилось спо-собным нарушить русское православие и внести зримые изменения в церков-ную практику — символиче-ское воплощение веро-учения. Справщиков как ере-тиков направили в темницу и отлучили от при-частия. Их спас вернувшийся в 1619 году из польского плена отец царя Михаила Федоровича Филарет, руко-положенный в патриархи. Пред-стоятель катего-рически не согласился с мне-нием местоблюстителя. Он собрал свой Собор 1619 года против митрополита Ионы, на котором восторжествовала точка зрения Дионисия Зобниновского. В ссылку теперь отправили Антония Подольского. Патриарх Филарет подтвер-дил свои взгляды у греческих иерар-хов. В 1625 году четыре православных патриарха (константинопольский, иеру-салимский, антиохийский, алексан-дрий-ский) признали неканоничность фразы «и огнем». Впослед-ствии патри-арх Никон отменил обряд погружения зажжен-ных свечей в день Богоявления.

При патриархе Филарете споры о книжной справе продолжились. В 1626 году снова обсуждался вопрос о допустимости публикации в России православных сочинений Речи Посполитой. Поводом стал приезд в Россию известного укра-инского богослова и лингвиста Лаврентия Зизания. Он привез новый для рус-ской традиции текст — составленный им катехизис. Патриарх Филарет перво-начально благословил публикацию, но с условием перевода и исправле-ний. Текст был подготовлен к печати и издан. Но инициатор (сам патриарх Фила-рет), увидев готовую публикацию, решил отказаться от своей затеи. Он органи-зовал в 1627 году соборные слушания о допустимости текста к рас-простране-нию. Слушания выявили мировоззренческие и лингвистические различия книж-ников Московской патриархии и Киевской митрополии. Русские справ-щики отказались от использования в книжной справе греческих изданий. Они были прекрасно осведомлены, что запрещенные османскими властями грече-ские школы и типографии переместились в Италию, прежде всего в Вене-цию. Поэтому современная греческая традиция в их изложении несла «печать ла-тинства». В «Прениях» указывалось: «Всех греческих старых переводов пра-вила у нас есть. А новых переводов греческого языка и всяких книг не прием-лем. Ибо греки ныне живут в теснотах великих между неверными и по своих волях печатати им книг своих не имети. И для того вводят иные веры в пере-воды гре-ческаго языка, что хотят. И нам таких новых переводов греческаго языка не на-добно, хотя что и есть в них от новаго обычая напечатанного и мы тот новый ввод не приемлем». Речь шла как раз об изданиях, столь важных ранее для Максима Грека. Но парадокс заключался в том, что во время собор-ных слу-шаний Лаврентию Зизанию лишь повторили все высказанные ранее при работе над текстом замечания. В печатном издании все они уже были исправлены. Тем не менее книга была признана еретической, а ее тираж уни-чтожен (хотя и активно распространялся в рукописной традиции).

При следующем патриархе, Иосафе I (1634-1640), споры о книжном исправле-нии не возобновлялись. На Печатном дворе последовательно публиковали богослужебные и канонические книги. Типография выполняла задачу, постав-ленную после Смутного времени царем Михаилом Федоровичем, — издать пол-ный цикл русских богослужебных книг. Завершить этот наказ смог только следующий патриарх — Иосиф (1642-1652). Но он видел цель уже значительно шире. При патриархе Иосифе начинает меняться тематика изданий Печатного двора. Помимо богослужебных, к печати отбирались кодексы святоотеческих сочинений, своды византийского церковного права (Кормчие книги), трактаты в защиту иконопочитания, антикатолические и антипротестантские произве-дения. В 40-е годы ХVII века на Московском печатном дворе публикуется зна-чи-тельное число текстов, призванных обличить инославных и оградить право-славных от общения с ними. В большинстве своем небогослужебные издания восходили к православным текстам, пришедшим в Россию из Речи Посполитой и с Балкан. Кроме того, появилась потребность в издании полного текста Биб-лии, отсутствующего до этого в России. Для этого были нужны справщики, знакомые с греческим и латинским языками. На этот раз их реши-ли пригла-сить из Речи Посполитой. В 1649 году царь Алексей Михайлович обратился к киевскому митрополиту Сильвестру Коссову с просьбой прислать ученых монахов, которые «Божественнаго Писания ведущи и еллинскому языку навычны». В Москву после повторного приглашения приехали Арсений Сата-новский и Епифаний Славинецкий.

В периоды правлений патриархов Иоасафа I и Иосифа справщики демонст-рировали знакомство с книжно-языковыми принципами Максима Грека и зна-ние грамматических сочинений. В русской рукописной традиции появляются новые трактаты по грамматике, в которых проявлялось заимствование из работ Лаврентия Зизания и Мелетия Смотрицкого. В 1648 году сочинение Мелетия Смотрицкого, содержащее кодификацию церковнославянского языка, было переиздано в Москве. Причем имя автора было снято, а вместо предисловия внесено сочинение Максима Грека, что делало его автором всего издания.

Но, обращаясь к грамматике, справщики при патриархах Иоасафе I и Иосифе оставались сторонниками текстологического подхода, а в качестве образцовых продолжали выбираться древнейшие списки, под которыми понимались толь-ко русские. Истинной признавалась исключительно московская традиция как единственно сохранившая вероисповедальную чистоту. Справщикам уда-валось, хотя и не всегда последовательно, соединять два противоположных принципа книжной справы.

Разрыв текстологического и грамматического подходов произошел при патри-архе Никоне (1652-1666), провозгласившем необходимость книжного редакти-рования исключительно на основе грамматики. Главное — Никон настаивал на благочестивости греческой книжности. Несогласные с нововведениями рус-ские справщики были удалены с Печатного двора. Их заменили Епифаний Сла-винецкий и Арсений Грек.

Книжная справа стала одним из основных компонентов церковно-обрядовой реформы патриарха Никона. Главным образцом для подражания назывались греческие древние рукописи: на Соборе 1654 года было принято решение «до-стойно и праведно исправити противо старых и греческих» книг.

Унификация обрядов по греческому образцу изменила представления о пра-вильности русских богослужебных книг. Сменились ориентиры, русская тра-диция была объявлена полностью искаженной, что привело к острому конф-ликту в русском обществе, переросшему в раскол внутри Церкви. Кон-фликт усугубили методы деятельности новых справщиков. В действительности на Московском печатном дворе воспроизводились издания XVI и XVII века греческих типографий Италии, а также православные издания Речи Поспо-литой. Кроме того, открыто было провозглашено следование формальному принципу книжной справы, то есть точному следованию нормам «Грамма-тики» Мелетия Смотрицкого. В формуле «во имя Отца и Сына и Святаго Духа» справщики исключили первый союз, в результате чего получилось «во имя Отца, Сына и Святаго Духа». Это воспринималось как нарушение равенства трех ипостасей Бога. Применение формального подхода к книжной справе, которая теперь исходила исключительно из грамматических норм, обусловила раскол в Церкви. И хотя старообрядцы, как и их противники, отталкивались от одних и тех же текстов, прежде всего сочинений Максима Грека и правил книжной справы эпохи патриархов Иоасафа I и Иосифа, нововведения корен-ным образом изменили все предшествующее мировоззре-ние. Они разрушили представления о взаимосвязи формы и содержания священного текста.

Тенденция закрепилась при патриархе Иоакиме, когда справщики ориенти-ро-вались исключительно на греческие источники, что было утверждено на Со-боре 1674 года. Основная установка справщиков состояла в уподоблении цер-ков-нославянского языка греческому, они стремились писать «по-славен-ски», как писали Святые отцы «еллинским диалектом». При этом правиль-ность внесенных изменений могла аргументироваться ссылками не только на грам-матику церковнославянского языка, но и на грамматику греческого языка. Формальный подход стал доминирующим.

В 1682 году патриарх Иоаким в прениях со старообрядцами заявлял, что книж-ная справа велась «по грамматике». В подобной ситуации старообрядческая книжность в XVII веке перешла в область рукописной традиции. Лишенные возможности публиковать свои сочинения в единственной типографии стра-ны — Московском печатном дворе, — старообрядцы отстаивали свои взгляды на ха-рактер книжной справы в рукописных сочинениях.

Новые принципы редактирования привели к секуляризации книжности. Бла-годаря заимствованиям из греческой и украинско-белорусской православных традиций, находящихся на пограничье с Западом, Россия оказалась включена в общеевропейские процессы обмирщения культуры. Реформа патриарха Нико-на стала значительным шагом в десекуляризации книги. Это вызвало активный протест большинства книжников, отстаивавших прежние текстоло-гические принципы редактирования и сакральность книги. Но конфликт быстро перерос уровень богословских споров ученых монахов и священников. Противниками церковной реформы стали самые широкие социальные слои: бояре, купцы, ре-ме-сленники, крестьяне. Они называли себя старообрядцами, и малейшие изме-нения слов и обрядов считали ересью. Средневековые воз-зрения ушли в про-шлое, но они бережно хранятся и поныне в старообрядче-ской культуре. Обе-регая дониконовскую русскую традицию как единственно сохранившую чи-сто-ту христианской веры, старообрядцы прекрасно согласу-ются с различным укла-дом. Масштаб движения огромен, сторонники старой веры бежали на гра-ни-цы Российской империи, а затем и далее, осваивая новые страны и конти-нен--ты. Последователи Аввакума органично вписывались в контекст любой куль--туры — от Молдавии и Литвы до США, Аргентины, Колумбии, Уругвая и др. А многие вернулись в древнюю столицу, и дорево-люционная Москва стала одним из важных старообрядческих центров.

Русские старообрядцы стали первыми собирателями древнейших кодексов на цер---ковнославянском языке. Эти уникальные памятники в большинстве своем сейчас находятся в собраниях крупнейших библиотек России. Они дают возможность современному человеку, прикоснувшись к ним, ощутить ушедшее в небытие обожествление книги.

В июле 1652 года с одобрения царя и великого князя всея Руси Алексея Михайловича Романова патриархом Московским и всея Руси стал Никон (в миру именовавшийся Никитой Мининым). Он занял место патриарха Иосифа, который скончался 15 апреля этого же года.

Во время церемонии посвящения, проходившей в Успенском соборе, Никон вынудил и царя дать обещание о невмешательстве в дела церкви. Этим актом он, едва вступив на церковный престол, значительно поднял свой авторитет в глазах власти и обычного народа.

Союз светской и церковной власти

Уступчивость царя в этом вопросе объясняется определенными целями:

провести церковную реформу, сделав церковь больше похожей на греческую: ввести новые обряды, чины, книги (еще до возведения Никона в сан патриарха царь сблизился с ним на основе этой идеи, и патриарх должен был выступить ее сторонником);

решение внешнеполитических задач (война с Речью Посполитой и воссоединение с Украиной).

Царь принял условия Никона, а также разрешил участие патриарха в решении важных государственных вопросов.

Более того, Алексей Михайлович пожаловал Никону титул «великий государь», которого раньше был удостоен лишь Филарет Романов. Таким образом, Алексей Михайлович и патриарх вступили в тесный союз, находя в этом свои интересы и преимущества.

Начало перемен

Став патриархом, Никон начал активно пресекать все попытки вмешательства в церковные дела. В результате его энергичной деятельности и уговора с царем к концу 1650-х годов удалось осуществить ряд мер, которые определили основные черты никоновской реформы.

Начало преобразований пришлось на 1653 год, когда в состав Российского государства была включена Украина. Это не было совпадением. Единоличное распоряжение религиозного деятеля предусматривало изменения в двух основных обрядах. Церковная реформа патриарха Никона, суть которой заключалась в изменении перстоположения и коленопреклонения, выражалась в следующем:

земные поклоны были заменены поясными;

двоеперстное принятое на Руси вместе с христианством и являвшееся частью святоапостольского предания, было заменено троеперстием.

Первые гонения

Первые шаги в реформировании церкви не были подкреплены авторитетом церковного собора. Кроме того, они в корне меняли устои и привычные традиции, считавшиеся показателями истинной веры, и вызвали волну негодования и недовольства среди духовенства и прихожан.

Основные направления церковной реформы патриарха Никона стали результатом того, что на стол царю легли несколько челобитных, в частности и от его прежних единомышленников и коллег по церковной службе - Лазаря, Ивана Неронова, дьякона Федора Иванова, протопопов Даниила, Аввакума и Логгина. Однако Алексей Михайлович, будучи в хороших отношениях с патриархом, не принял жалобы во внимание, а сам глава церкви поспешил пресечь протесты: Аввакум был сослан в Сибирь, Иван Неронов заточен в Спасокаменном монастыре, а протопоп Даниил отправлен в Астрахань (перед этим его лишили сана священнослужителя).

Столь неудачное начало реформы заставило Никона пересмотреть свои методы и действовать более обдуманно.

Последующие шаги патриарха подкреплялись авторитетом иерархов и церковного собора. Это создавало видимость того, что решения принимались и поддерживались константинопольской православной церковью, что значительно укрепляло их влияние на общество.

Реакция на преобразования

Основные направления церковной реформы патриарха Никона стали причиной раскола церкви. Верующие, которые поддерживали введение новых богослужебных книг, чинов, стали называться никонианами (новообрядцами); противоборствующая сторона, отстаивавшая привычные обычаи и церковные устои, называла себя староверами, старообрядцами или древнеправославными. Однако никониане, пользуясь покровительством патриарха и царя, провозгласили противников реформы раскольниками, переложив на них вину за раскол церкви. Свою же церковь они считали господствующей, православной.

Окружение патриарха

Владыка Никон, не имея достойного образования, окружил себя учеными, заметную роль среди которых играл Арсений Грек, воспитанный иезуитами. Переехав на Восток, он принял магометанское вероисповедание, спустя какое-то время - православие, а после этого - католичество. Был сослан в как опасный еретик. Однако Никон, став во главе церкви, сразу сделал Арсения Грека своим главным помощником, чем вызвал ропот среди православного населения Руси. Так как обычный народ не мог перечить патриарху, он смело вершил задуманное, опираясь на поддержку царя.

Основные направления церковной реформы патриарха Никона

Глава церкви на недовольство населения Руси своими действиями. Он уверенно шел к поставленной цели, жестко внедряя новшества в религиозной сфере.

Направления церковной реформы патриарха Никона выразились в таких изменениях:

во время обряда крещения, венчания, освящения храма обхождение делается против солнца (тогда как в старой традиции его делали по солнцу в знак следования за Христом);

в новых книгах имя Сына Божьего писали на греческий манер - Иисус, тогда как в старых книгах - Исус;

двойная (сугубая) аллилуйя была заменена тройной (трегубой);

вместо семипросфория (божественную литургию совершали именно на семи просфорах) было введено пятипросфорие;

богослужебные книги печатались теперь в иезуитских типографиях Парижа и Венеции, а не переписывались от руки; кроме того, эти книги считались искаженными, и даже греки называли их погрешительными;

текст в редакции московских печатных богослужебных книг сравнивали с текстом Символа, написанного на саккосе митрополита Фотия; расхождения, обнаруженные в этих текстах, а также в других книгах, привели к тому, что Никон решил их исправить и сделать по образцу греческих богослужебных книг.

Так в целом выглядела церковная реформа патриарха Никона. Традиции старообрядцев все больше переделывались. Никон и его сторонники посягнули на изменение древних церковных устоев и обрядов, принятых еще со времен Крещения Руси. Резкие изменения не способствовали росту авторитета патриарха. Гонения, которым подвергались преданные старым традициям люди, привели к тому, что основные направления церковной реформы патриарха Никона, как и он сам, стали ненавистны простому народу.